Удивительно, но даже близкие Фрая совершенно искренне недоумевали в своих интервью, не зная, что же может означать исчезновение актера и чего следует ожидать от данной выходки (если это вообще можно было отнести к разряду выходок). Еще свежа была история с таким же загадочным исчезновением массмедийного магната Роберта Максвелла, закончившаяся обнаружением его тела недалеко от Канарских островов.

Напряжение росло... Но вскоре Стивен, щадя нервные клетки тех, кто искренне за него переживал, дал-таки о себе знать... с другой стороны Ла-Манша. Из Брюсселя. Ни сам Фрай, ни его близкие так и не поведали миру о том, что же произошло тогда на самом деле. И хотя Стивен позднее ссылался на некий нервный срыв и порыв "глупца", с трудом в это верится. Причиной тому - вышедший в свет в следующем, 1996-ом, роман "Как творить Историю", впервые переведенный на русский язык и опубликованный в этом году издательством "Фантом Пресс".

Любой имеющий даже мало-мальское воображение, вплотную подойдя ко второй части этого романа, без труда представит себе, что же на самом деле могло происходить с актером в тот знаменательный вечер, когда он внезапно исчез из поля зрения не только театральной аудитории, но и всего английского общества...

Будучи человеком творческим, талантливым и пытливым, Стивен Фрай, скорее всего, решил испробовать на себе действие УТО - УТОпической машины или Устройства Темпоральных Образов... Машины, играющей главную роль в его романе.

Но обо всем по порядку. Итак, сюжет. Все начинается с довольно-таки академической ситуации, когда молодой историк Майкл Янг (Young в переводе с английского "молодой"), пытается "протащить" свою научную диссертацию о детских и юношеских годах Адольфа Гитлера через ученый совет, дабы обрести затем пожизненную славу и относительно комфортную жизнь в качестве дона в стенах одного из самых престижных университетов мира - Кембриджа. Обстоятельства сводят его с профессором Лео Цуккерманом, фамилия которого также отвечает требованиям писательского "намека" (в переводе с немецкого означает "сладкий"). Лео Цуккерман, он же Аксель Кремер - сын доктора Кремера, проводившего свои изуверские опыты в Освенциме в годы Второй мировой войны, - физик, многие годы работавший в самой продвинутой лаборатории Кембриджа. Лео Цуккерман и изобрел УТО - подобие современного компьютера, на экране которого, как укор собственной совести, может теперь ежедневно наблюдать тепловые излучения передвижений его отца по Освенциму.

Когда Майкл Янг приходит к мысли, что не будь зачат в кровосмесительном браке между Алоизом и его племянницей Кларой мальчик, которому впоследствии дадут имя Адольф, миру удалось бы избежать ужасов концлагерей и уничтожения целых народов и наций, он идет к Лео и делится с ним своей идеей, которая состоит в том, чтобы попробовать вернуть историю к 1888 году и подбросить современное противозачаточное средство для мужчин в водоканал, из которого берет питьевую воду Алоиз и его семья.

Уверовав в идею устранения главного злодея двадцатого столетия, Майкл настаивает на использовании УТО. Объединив свои усилия и знания, Майкл и Лео, в конце концов, решаются на эксперимент...

Смею предположить, что именно придумав этот ключевой момент сюжета, автор романа и решил исчезнуть из реальной жизни Лондона.

Его главным героям удалось осуществить свой план по стерилизации отца Гитлера, а значит - изменить ход истории. И своей собственной жизни. Потому что после эксперимента герои проснулись уже в Соединенных Штатах Америки.

Наверняка, Стивен Фрай сжалился над Майклом и Лео после собственного бегства в Брюссель. Его эксперимент мог быть даже радикальнее романного: во Фландрии жители маленьких деревушек часто не говорят и не желают говорить ни на каком другом языке, кроме родного. Возможно, поэтому Фрай решил перенести героев именно в США, где все говорят "на почти" родном для них английском. И все же Америка кажется бедному Майклу Янгу, проснувшемуся в "глубоком похмелье", непонятной, чужой и странной во всех мыслимых и немыслимых отношениях: от акцента до шорт и умопомрачительной любви американцев к бейсболу. Для тех, кто изучал или изучает межкультурные коммуникации, подобное восприятие закономерно: американцы и британцы твердо следуют своему собственному, возведенному в степень совершенства, принципу "общий язык, разделяющий две абсолютно разные нации". Очутившись в Америке, герои узнают, что Европа и Россия - едины, а Москва и Санкт-Петербург стерты с лица земли (вместо Хиросимы и Нагасаки) действиями другого, заменившего нерожденного Адольфа, монстра 20 века. История повторилась с удивительной педантичностью, с разницей лишь в именах, территориях и масштабах. Последние, кстати, оказываются куда разрушительнее и ужаснее реальных.

Казалось бы, автор романа преследовал цель продемонстрировать, что может произойти с миром, если кому-то вдруг взбредет в голову совершенно УТОпическая идея: исправлять ошибки истории. Однако в конце романа Стивен Фрай неожиданно для своего читателя провозглашает: "Вся эта ярость и бешенство, неистовство и завихрения смерча, втянувшего в себя столько надежд, разметавшего в стороны столько жизней, свелись... к той ... простой точке, к которой клонится, вопреки всей ее жестокости, вопреки себе самой, история. Настоящее. Любовь. И ничего больше не существует".

Возможно, что, сбежав в Бельгию от своей привычной, рутинной лондонской жизни, которая со временем должна была стать достоянием такой же истории (одна из британских газет давно провозгласила Стивена Фрая "Национальным Достоянием Британии"), сам актер попытался обрести то единственное, чего ему долгое время не хватало - Настоящую Любовь. А, убедившись, что, обретя ее, ни он, ни Джордж Майкл, ни Алан Холлингхерст, ни им подобные не стали изгоями общества, вернулся в ту историю, в которой ему было суждено родиться, жить и продолжать творить - на сцене, на экране, в прозе.

Дедюхина Елена, "Книжная витрина"